Приговорённые к молчанию - 2
- Автор: "Провинция. Северо-Запад"
Нет никаких сомнений в приоритете главного государственного заказа на колокола для Исаакиевского собора. Но, тем не менее, новоладожский колокол был отлит в те же годы и, вероятно, на том же заводе.
Как известно, это был колокололитейный завод Стуколкина в Петербурге на Малой Охте. Судя по описанию, колокол Никольского собора был богато украшен, имел несколько барельефов с ликами святых. Не предназначался ли он для Исаакиевского собора? Может быть, колокол получился с небольшими отклонениями от запланированного тона? Или имел какие-нибудь дефекты, с которыми нежелательно было отдавать его в главный храм столицы?
Хотя, судя по барельефам святых на колоколе (напомню: Святая Троица, Успение Божией Матери, Иоанн Богослов и святой Николай), он был отлит специально для колокольни Никольского собора, а, точнее, Рождество-Богородицкого храма. Тем не менее, несомненно одно: это родной брат «по мастеру-отцу» колоколам Исаакиевского собора.
Кто смог приобрести для новоладожского храма явно не дешёвый колокол? Их заказчиками обычно выступали царская семья, бояре, слободы, монастыри или церкви. Отливали их в честь святых, чудотворцев или имени, которому посвящён храм.
Звонницы обычно формировались, начиная с малых колоколов. Приобретение и подвеска нового, большего размера колокола всегда были праздником для народа.
По традиции, треть стоимости колокола давал храм, ещё треть - благодетель, и остальную часть народ собирал «с кружкой», то есть всем миром. Но иногда и это не помогало.
В начале 1778 года причт и прихожане Климентовской новоладожской церкви обратились к первосвященному Гавриилу, архиепископу Новгородскому и Санкт-Петербургскому, с просьбою об отдаче им большого колокола из староладожского Николаевского монастыря. Дело в том, что в декабре 1771 года монастырь был упразднён, настоятель и братия переведены в Зеленецкий монастырь. Туда же отправлено и наиболее ценное монастырское имущество.
Климентовские прихожане хотели заполучить колокол с монастырской колокольни на любых условиях: они готовы были вернуть его в случае надобности в монастырь или уплатить за него, в последствии, кому будет приказано надлежащую сумму из церковных денег.
Купить большой колокол для своего храма в данный момент причт и прихожане не могли: выстроив в 1760 году каменную колокольню «вышиною до колоколов в 11 сажен» и потом, окончив в 1764 году постройку каменной церкви Спаса Нерукотворного Образа с двумя приделами, они значительно истощились в средствах и должны были довольствоваться весьма малым для городской церкви шестнадцатипудовым колоколом.
Одновременно с новоладожанами такое же прошение было отправлено игуменьей староладожского Успенского женского монастыря Александрой Шубиной с сестрами. В результате духовное правление высказалось в пользу предоставления большого николаевского колокола староладожскому Успенскому монастырю: «понеже в оном и священнослужение имеется повседневное и народа собрание бывает большое».
Преосвященный решил отдать колокол Успенскому монастырю и 24 марта 1778 года правление донесло, что колокол «поменял прописку». К слову сказать, уже в 1795 году Никольский монастырь тщанием ново-ладожских купцов, особенно Петра и Василия Охряевых, стал восстанавливаться, и колокол пришлось вернуть. Об этом в ноябре 1795 года написала в своём «доношении» игуменья Успенского монастыря Евпраксия.
В конце XVII - начале XVIII века получило достаточно большое распространение устройство башенных часов на колокольнях. Это подчеркивало не только статус храма, но и статус города.
На колокольне Никольского собора, как известно, тоже находились часы, механизм которых до сих пор находится на одном из её ярусов. Они били «четверти и часы». Бой производился посредством колоколов, расположенных на звоннице. Сколько их входило в куранты, пока не ясно. В храме и на колокольне обнаружено три тумблера - механизма, передающего тяговое усилие от часов к колоколам. Конечно, трёх разных звонов вполне достаточно для боя часов, но, возможно,
мелодия была сложнее, и колоколов участвовало больше.
Любая власть, какого бы оттенка она не была, первым делом стремится взять в свои руки средства массовой информации. В России в начале XX века это были «почта, телеграф, радио». В число «первостепенных» вошли и колокола с их способностью поднимать народ, являясь своего рода организатором, информатором и катализатором народных волнений.
История помнит судьбы колоколов, посмевших «поднимать свой голос» против властьпридержащих или «говорить» не то, что властью же дозволяется. Это и «низложение» новгородского вечевого колокола, собиравшего народ на вече - одну из самых демократичных форм государственного управления; это и ссылка в Сибирь угличского колокола, известившего жителей города Углич о смерти царевича Дмитрия - частные случаи «цензуры». Но были «общеколокольные» запреты. Например, синодский указ 1771 года «О запирании колоколен, дабы люди злонамеренные набатов не били, и тем смятения в народе не чинили». Указ был настолько актуален, что, ознакомившись с ним, причт каждого храма подписывал соответствующий акт. И ответственность за его исполнение священники несли персональную. Рапорт о новололадожских колокольнях, у которых «двери крепкие и замки в оных твёрдые», отправленный в петербургскую духовную консисторию, подписал протопоп Георгий Моисеев.
Одним из первых декретов советской власти также был запрещён набатный звон, чтобы исключить возможность призыва к выступлениям против большевиков. В инструкцию «О порядке пользования колокольнями» входили следующие «разъяснения»:
«1. Группы верующих и религиозные общества пользуются колокольнями для производства звона исключительно в религиозных целях.
2. Совершение набатных тревог для созыва населения в целях возбуждения его против Советской власти не допускается; группы верующих и религиозные общества, а равно виновные непосредственно лица, при нарушении этого правила подвергаются ответственности в судебном порядке.
3. В местностях, где селения раскиданы на значительном расстоянии одно от другого, допускается во время снежных буранов и метелей пользоваться определенным колоколом как «вестовым».
4. Такое же пользование колоколом допускается и в противопожарных целях, как сигнал для созыва населения.
5. Пользование колоколами и производство в них звона не связанного непосредственно с отправлением культовых служб, а лишь в силу установившегося обычая, как например: дни «Пасхи», «Рождества» и другие в городских поселениях не допускается.
6. Производство так называемого «Красного звона» с употреблением «большого колокола» допускается лишь при церковных службах, совершаемых в воскресенье и другие праздничные дни, установленные Кодексом как дни отдыха для трудящихся.
ПРИМЕЧАНИЕ: во все же остальные дни церковных праздников, которые не совпадают с днями отдыха, звон в «большой» колокол не допускается, а производится лишь в малые.
7. Настоящие правила должны быть доведены до сведения групп верующих и религиозных обществ в лице, принявших на себя обязательства по установленному инструкцией НКЮ (Народный комиссариат юстиции - У.М.) договору лиц.
8. При ликвидации молитвенных зданий, имевшиеся при них «колокольни» разбираются, или же при соответствующем переустройстве приспосабливаются под противопожарные наблюдательные пункты, водонапорные башни и тому подобное».
У новоладожских колоколен судьба оказалась разная: если Никольская, хоть и с перерывом, но использовалась по назначению, то Климентовская претерпела «переустройство» и долгие годы служила водонапорной башней.
Как следует из документов 30-х годов, колокольный звон (кроме набатного) в Новой Ладоге запрещён не был. На 1934 год в городе числилось 24 колокола, общий вес которых составлял 19872 килограмма. Причём колоколов весом менее 16 килограмм не было. Как распределялись эти 24 колокола по храмам пока не совсем ясно. Также непонятно, с каким числом колоколов Новая Ладога вступила в революцию, и не успели ли за период с 1917 по 1930 годы «про- рядить» звонницы.
Главными «носителями» колоколов были, конечно, колокольни Никольского собора и церкви Климента Римского и Петра Александрийского. Александр Иванович Папушин, к чьим воспоминаниям я обращусь ещё не раз, утверждает, что на этих колокольнях находилось по десять колоколов. Если это так, то где висели ещё четыре?
Вариантов не так много. Это церкви Святого великомученика Георгия Победоносца и Святого благоверного князя Александра Невского. Возможно, в счёт 24 могли входить и находившиеся в церкви Святых Апостолов Петра и Павла в Креницах и в церкви Святителя Николая Чудотворца в Немятово.
В сводной ведомости «О наличии колоколов в молитвенных зданиях по Ленинградской области», составленной в 1934 году, Волховский район по весу всех колоколов занимал третье место: при общем числе 273 штуки они весили 84701,5 килограмма. Уступили мы только Новгороду - 115 колоколов, 610707 килограмм и Череповецкому району - 186 колоколов, 128098 килограмм. Да, Господин Великий Новгород несомненный лидер по обилию крупных, многопудовых колоколов!
Естественно, что такие цифры десяткотонной бронзы не давали спокойно спать экономистам и финансистам советской республики. Тем более, что при экспроприации колоколов они убивали двух зайцев: получали металл по достаточно низкой себестоимости и значительно снижали роль церкви в жизни русского человека.
Продолжение следует.
М. УДАЛОВ, Новоладожское родословно-краеведческое общество